Ведущий экономический сектор будущуго Опции

[ГенШи]

Экономическая теория говорит нам, что экономика сама по себе неоднородна, в ней можно выделить сектора. Классификация секторов зависит от того, какая есть зависимость от природной среды. В настоящее время по данному критерию принято выделять 5 секторов: первичный, вторичный, третичный, четвертичный, пятеричный.
В разное время каждый из этих секторов был «локомотивом экономики» и давал владельцем соответствующих активов богатство и власть. Со сменой экономического уклада соответственно менялся и «локомотив экономики», а также менялось распределение власти, которая переходила к тем, кто контролировал активы нового сектора экономики. Иногда власть оставалась у прежних людей, если они успевали приспособиться к новым условиям, но очень часто на их смену приходили совершенно другие люди, потому как прежние «сильные мира сего» не всегда могли и хотели адаптироваться.
Первым исторически сложился первичный сектор экономики, который включает в себя сельское хозяйство и добычу полезных ископаемых для собственных нужд. На первичном секторе экономики базировалась экономика человеческих сообществ фактически до XVII века, а в некоторых местах и позже. Еще и сейчас в Африке можно найти сообщества, живущие по принципам первичного сектора экономики. Именно владельцы активов первичного сектора экономики, а к ним относилась земля, сельскохозяйственные угодья, леса, рудники и тому подобное были во времена «царствования» первичного сектора самыми богатыми и влиятельными. Именно это люди составляли элиту и имели самый высокий уровень жизни.
Вставка:Бизнес, связанный с первичным сектором производства, повсеместно убыточен. В развитых странах мы видим гигантские объемы дотаций сельскому хозяйству и добывающей промышленности при том, что здесь достигнута наибольшая производительность соприродного хозяйствования. В Европе, где собирают 70 центнеров пшеницы с гектара, а коровы дают 10-12 тысяч литров молока в год, дотации составляют до трети валового дохода отрасли.
Следующим сложился вторичный сектор экономики, который включает в себя перерабатывающую промышленность. Возникновение этого сектора экономики ознаменовало собой становление нового типа экономики – индустриальная экономика. Сейчас промышленность кажется нам чем-то естественным, но осознание того, что промышленность – это производящая сила пришло не сразу. Наиболее влиятельная экономическая школа XVIII века – физиократы утверждала, что добавленная стоимость создается только в первичном секторе, а вторичный сектор является по своей сути паразитическим и служит всего лишь для перераспределения богатств. Появление вторичного сектора стало для некоторых закатом. Те, кто вовремя не понял, что мир изменился, в итоге разорились. Произошли изменения и во власти. Ее получили те, кто олицетворял собой вторичный сектор.
Моя врезка: Вторичный сектор – промышленность и ремесла, например в Германии, опережаются сейчас третьим сектором – сферой услуг. Это было предсказано учеными. Известно, что в тех странах, где первичный сектор производства на переднем плане, доход на душу населения не высок. Если взять США, Японию – там сфера услуг высоко развита и имеет тенденцию к сильному росту. В Японии этот сектор вырос на 65%, в США – на 90%( Министр экономики, труда и инфраструктуры -Тюрингия, ФРГ- Франц Шустер, 2002 год в Совете Федерации РФ).Отечественные исследователи, опираясь на данные статистики, определяют уровень услуг в России на практически неплохом уровне – 60% (Университетская информационная система Россия, 2003 // http://www.budgetrf.ru/publications).Но уже на этом этапе имеется существенная разница.Если в экономически развитых странах налицо тенденция к снижению доли собственно материального производства .И это позволило ряду исследователей возвестить о начале постиндустриальной эры, эпохи информационной экономики, в которой основным занятием большей части экономически активного населения становится не производство материальных благ, а создание и переработка информации. Но в России наблюдаемое в последние годы снижение доли материального производства в российской экономике вызвано, скорее, ее деиндустриализацией, чем переходом к постиндустриальному укладу.
…
XX век ознаменовался появлением нового сектора экономики. Нетрудно догадаться, что им стал третичный сектор. Он надстроился над вторичным сектором и стал непосредственной производительной силой. Третичный сектор включает в себя производство услуг, технологий, программного обеспечения и прочих нематериальных богатств. Также сюда относятся логистика и оптимизация финансовых потоков, например через оффшоры. Экономисты, пропитанные старыми взглядами, долгое время не признавали тот факт, что третичный сектор может быть производителям добавленной стоимости, повторяя ошибку физиократов. Опять же, как и при предыдущей смене типа экономики все те, кто не понял, что она изменилась, были разорены. Кроме того, власть перешла к тем, кто олицетворял собой третичный сектор.
Как известно, нет ничего вечного под Луной. Примерно с 80-х годов XX века индустриальный сектор начал постепенно сдавать свои позиции, а в последнее десятилетие этого века он и вовсе полностью уступил их четвертичному сектору. Четвертичный сектор включает в себя создание фундаментальных результатов, формирование уровня квалификации работников, а также воплощение и коммерциализация новых идей. Именно этот сектор сейчас являются наиболее перспективными и прибыльными. Но доминировать ему не долго, ибо предполагается, что в 2020-2030 годах на первое место выйдет пятеричный сектор, связанный с формированием мотивации.
Вставка: В то же время уже идет становление коммерциализации четвертичного сектора. Фундаментальные результаты приобретают товарный характер, образование становится одной из важнейших – и самой прибыльной – отраслью экономики. В ближайшее десятилетие нас ожидает переворот в образовании, связанный с новыми техническими возможностями его тиражирования, массовизации, концентрации и за счет этого интенсификации, повышения качества, специализации. Образование утрачивает абстрактность и приобретает конкретно-практическую ориентированность.
А на горизонте начинает маячить пятеричный сектор, основанный на формировании мотиваций. Пока еще шарлатанские или полушарлатанские формы коммерческих религиозных сект, PR-агентств, астрологических сообществ и тому подобных структур только нащупывают пути к становлению товарного характера этой деятельности. Но прибыльность первых удачных проектов в этой сфере бьет все рекорды третичного сектора.
Если рассматривать экономику в глобальном плане, то обнаруживается вполне отчетливая закономерность. Она проявляется в том, что бизнес, связанный с первичным сектором, после того как он утратил свое значение, повсеместно стал убыточен. Так, в развитых странах мы видим гигантские объемы дотации сельскому хозяйству и добывающей промышленности, несмотря на то, что здесь достигнута наибольшая производительность. Если же рассматривать страны, базирующиеся на первичном секторе экономики, а это страны Африки, некоторые страны Латинской Америки и даже СНГ, то очевидно, что они находятся фактически на дотации стран, которые наиболее развиты в экономическом плане. Похожая ситуация наметилась в последнее время и в индустриальном секторе экономики. Индустриальные отрасли экономики в развитых странах мира, по сути, тоже находятся на дотации государств. Взять, например автомобильную промышленность, символ индустриальной эпохи. Так вот она уже с конца 70-х годов дотируется на многие сотни миллионов долларов США. Исключение составляют лишь компании, относящиеся к индустриальному сектору, которые сочетают в себе индустриальные и постиндустриальные формы деятельности. Именно они сохранили прибыльность, но фактически индустриальная часть этих компаний находится на дотации постиндустриальной части.
Становится очевидным, что в современной экономике прибыли формируются в более «высоких» секторах экономики. Сюда относится, в том числе третичный сектор, который обладает устоявшейся высокой нормой прибыли. В рамках этого сектора продуктами являются: программное обеспечение, квалифицированные услуги, технологии, продукты массовой культуры, финансы, в том числе производство мировой резервной валюты – доллара США.
(Примечание мое: иными словами , во главу угла становятся те самые «креативные» технологи, которые , естественно, и содержат в себе тот самый креативный класс)
Именно за счет прибылей полученных в этом секторе дотируются более низкие сектора экономики, причем в мировом масштабе. Что касается четвертичного и пятеричного секторов экономики, то они тоже являются прибыльными, правда их значение еще не слишком велико по сравнению с третичным сектором. Благодаря этому власть в основном еще концентрируется в руках тех, кто владеет активами третичного сектора. Правда, надо заметить, что постепенно они будут утрачивать свою власть, которая будет переходить к владельцам активов четвертичного сектора.
Со времен распада СССР, сложилось так, что у руля многих компаний стали представители вторичного, т.е. индустриального сектора для которых именно этот сектор был традиционным. Таких компаний было большинство, а, следовательно, нормой было считать, что промышленность, а местами и сельское хозяйство и есть самая производящая сила. Таким образом, компании первичного и вторичного секторов стали считаться компаниями с традиционной рыночной ориентацией. В свою очередь компании, олицетворяющие третичный и последующий сектора считались компаниями с нетрадиционной рыночной ориентацией. Опять же, как и более чем 200 лет назад совершалась большая ошибка, которая заключалась в том, что за представителями третичного и последующих секторов не признавали производящей силы и воспринимали их как паразитов. По аналогии с представителями нетрадиционной сексуальной ориентации негативно начали относиться и к представителям нетрадиционной рыночной ориентации.
Такое положение дел имеет целый ряд не совсем приятных последствий. Первое состоит в том, что традиционная рыночная ориентация приводит к тому, что инвестиции идут в отрасли, которые реально могут не принести прибыль. Фактически это означает не инвестирование, а дотирование. На деле это означает, что, сколько не вкладывай в чисто индустриальное предприятие, денег у него всегда будет мало, и прибыли будут часто фактически нулевыми. Именно по этой причине получить достаточный объем инвестиций такому предприятию, а значит и перспективы на будущее довольно трудно.
Второе неприятное последствие состоит в том, что конкурентоспособность предприятий с традиционной рыночной ориентацией фактически равна нулю. Это значит, что конкурировать им с предприятиями, которые имеют в своей структуре постиндустриальные составляющие, даже не имеет смысла, потому что борьбу они эту проиграют. Проигрыш гарантирован по той причине, что они не могут устанавливать цену на конкурентоспособном уровне по той причине, что других источников доходов кроме как от производства у них нет, а имеющиеся и так еле позволяют сводить концы с концами. В свою очередь те компании, которые имеют постиндустриальную составляющую, имеют возможность дотировать индустриальную часть, значит, и устанавливать более низкие цены, чем у тех компаний, которые имеют в своей структуре только индустриальную составляющую. Либо это, за счет постиндустриальной составляющей, могут быть наоборот более высокие цены, а, следовательно, и более высокие уровни прибыли.
Самое печальное в этой ситуации то, что изменить ее почти не реально. Этому способствует безнадежно устаревшая система образования, которая базируется на знаниях характерных индустриальной эпохе, которая плодит представителей традиционной рыночной ориентации. Фактически с ее помощью просто воспроизводится и, следовательно, консервируется сложившаяся ситуация. Выбраться из замкнутого круга можно только самостоятельно. Для этого надо начать изучать технологии третичного и последующих секторов.
И наконец…
«Принято считать безусловно позитивным, что в постиндустриальной экономике многократно возрастает роль науки и образования. Однако и здесь необходимо учитывать следующий вид рисков. При уходе материального производства на второй план, строго говоря, потребуются совсем не те наука и образование, которые стали привычными в индустриальную эпоху. И возможные изменения не ограничиваются смещением акцентов с естественных и технических дисциплин в сторону гуманитарных. В условиях, когда от науки и образования уже не требуется получать конкретные практические результаты в материальной сфере, могут подвергнуться «размыванию» сами основы научного метода, системность образования и т.п. Можно утверждать, что эти процессы уже начались»(Болбот Е.А. – г. Долгопрудный, МФТИ, Клочков В.В. -г. Москва, ИПУ РАН)

[ГенШи]

часть 2.
В России дело обстояло иным образом.
Совсем иным. Несмотря на проводимые реформы по насаждению западной цивилизации. С освоением Россией достижений западной цивилизации вся страна в целом сохраняла свои традиции. Можно сравнить это с тем, что человек выучил иностранный язык, не утеряв своей национальности. Россия благодаря этому смогла противостоять давлению Запада: Швеции при Петре Первом, Наполеону, Гитлеру. Она избежала судьбы Индии или Китая, не стала колонией, достигла своих естественных географических границ. И в результате влияния (заметьте не замены, а только ВЛИЯНИЯ) западной, постренессансной цивилизации на русскую цивилизацию, основанную на византийской, возникла великая русская культура XIX века.
Однако этот процесс был далеко не безболезненным для России. Произошел раскол между высшим слоем в обществе, в большей или меньшей степени усвоившим плоды западной цивилизации, и основной частью народа, продолжавшей жить в прежней традиции. Меня наглядно поразило это явление, когда я прочитал описание того, как в 1918 году окрестные крестьяне жгли Михайловское. Причем отнюдь не с целью грабежа, а весело, с плясками под песни и под гармошку. С другой стороны, в России, в правящих ее сословиях, образовался слой людей, подпавших под полное влияние Запада, вечно боявшихся, что их примут не за западных европейцев, а за русских. Благодаря этому политика России часто отстаивала вовсе не русские интересы. Однако к ХХ веку Россия все же в основном сохранила свою национальную идентичность. Она осталась глубоко монархической, православной страной. Главное же радикальное различие в путях России и Запада заключалось в отношении к крестьянству. А это был коренной для России вопрос, так как к началу ХХ века еще 80% населения России составляли крестьяне. В 1936 – 60%, в 1945- 47%. И если, как было сказано выше, западное общество бежало с земли, в России же сохранение крестьянства было не только стремлением самого крестьянства, но и сознательной целью администрации. Еще при реформах 1861 года при освобождении крестьян была сохранена община именно с целью предотвратить пролетаризацию деревни. Когда же стало ясно, что община сковывает экономическое развитие, то планы ее реформирования разрабатывались министром Александра III Бунге, позже комиссиями Витте и наконец воплотились в реформах Столыпина. Но, что самое значительное, в России был найден реальный тогда путь развития сельского хозяйства в условиях высокоиндустриального общества, а именно — кооперация. Ученые и одновременно общественные деятели этого направления назывались аграрниками. Это были Чупров, Кондратьев, Чаянов, Бруцкус, Студенский и другие.
Удивительно, что в Англии и в США существовало такое же движение и даже с таким же названием. Но в то время, как в Англии и США это ограничивалось манифестами (в Англии об этом писал известный писатель Честертон, в США — менее у нас популярный Тейт), в России кооперативное движение приняло колоссальные размеры. Перед Первой мировой войной им было охвачено более половины крестьянского населения. Здесь происходило действительно столкновение разных принципов. Крестьянский труд предполагает личное решение, что и как сеять, как жать, когда жать, когда свозить и так далее. В этом смысле он столь же творческий, как труд поэта или ученого. Внешне крестьянин столь не похож на поэта, что трудно поверить в сходство их дела. Но главное, самое существенное — совпадает. С той разницей, что пока общество не приобрело чисто городской тип, земледелие остается единственной формой творческого труда, открытого для большей части населения. Как пишет Чаянов, к крестьянскому хозяйству неприменима теория стандартной политэкономии — рента, эксплуатация, доходы. Там была, как он пишет, своя концепция выгодности. То есть выгодой для крестьянина был не доход, а возможность заниматься своим трудом. И то же, я думаю, сказал бы и любой художник или ученый о своей работе.
Благодаря этому, говорит Чаянов, индивидуальное трудовое крестьянское хозяйство в кризисных ситуациях оказывалось более устойчивым, чем хозяйство, ориентированное на выгоду. Оно могло какое-то время мириться с уменьшением дохода, не идти на увеличение усилий, не оправданных доходами. Но именно благодаря этим чертам оно плохо интегрировалось в капиталистическое хозяйство. Ведь рынок функционировал только в терминах цен и доходов. Да и весь дух западной цивилизации, представляющей себе мир как машину, был крестьянскому хозяйству противоположен. Таким образом, то, что Россия вплоть до начала ХХ века оставалась в подавляющей своей части крестьянской, показывает, что она далеко не подчинялась тогда нормам западной цивилизации.
Аргументируя необходимость массовой коллективизации, Сталин как-то сказал, что без этого невозможно осуществить индустриализацию страны. Конечно, речь шла об определенном пути индустриализации. Но это и был лаконично сформулированный принцип западного капитализма. Индустриализация за счет деревни. Таким образом, Россией именно тогда, как мне кажется, был принят западный путь развития. Элемент заимствования, подражания осознавался тогдашним руководством. Это проявлялось, например, в лозунгах «Догнать и перегнать» То есть кого признаешь лидирующим.
Таким образом, Россия была вынуждена признать принцип развития западной цивилизации, поставить себя в положение догоняющей. Это, естественно, изменило и отношение ко всем ценностям западной цивилизации. Они стали выглядеть привлекательными. И были восприняты верхним слоем коммунистической власти. Во время перестройки эти принципы были полностью осуществлены путем приватизации, юридически оформлены и легализованы.
Почему я так подробно описываю ситуацию с крестьянством? Да потому, что это самым элегантным образом накладывается на глобальную проблему : экологический кризис планеты.
И не просто накладывается, а предлагает конкретные решения. Россия едва ли не единственная страна в мире, обладающая колоссальными природными ресурсами и неоглядной по площади территорией, сохранила в духе народа то самое чувство ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ с природой. А при таком взгляде, эти же самые размеры страны, ее географическое положение, которое диктует не самые комфортные условия для проживания(которые многие исследователи отмечают как негативный фактор: труднодоступность, высокая себестоимость за счет отдаленности от рынков сбыта и т.п.)могут стать «фишкой» креативного развития. Причем в совершенно новой, прямо противоположной западной ипостаси. В той, о которой говорил великий Вернадский.
Признак современной цивилизации: она является городской цивилизацией, более того — цивилизацией больших городов. На эту черту современной западной цивилизации я отнюдь не первый обратил внимание. Еще в начале ХХ века Шпенглер писал: «Мировой город и провинция — выдвигают новую проблему, которую мы, люди современности, переживаем, не понимая всей ее огромной важности. Вместо мира — город, отдельный пункт, в котором сосредоточивается вся жизнь обширных областей, тогда как все остальное засыхает; вместо народа — новый кочевник, паразит, обитатель больших городов; это огромный шаг к неорганическому, к концу». Сегодня каждая страна, если не сказать каждый круный город проектируют свои «экополисы».Но кто будет в них жить, если у ТЕХ людей практически полностью утеряно чувство СОТРУДНИЧЕСТВА с природой, с этим самым «экологическим наполнением». Расматривая тот или иной очередной «экологический мегаполис» невольно ловишь себя на мысли, что это скорее инженерные, сугубо технические проекты, в которых природа является лишь украшением.Признаком причастности к сегодняшней теме. Настоящий , интересный экопроект пока все еще редкость. В истории возникают и гибнут цивилизации разного типа: египетская, месопотамская, античная, западноевропейская, цивилизации Центральной и Южной Америки и т.д. Но при всем этом человечество живет в основном при одном и том же укладе жизни. И продолжается это много тысячелетий. Подавляющую часть населения составляют крестьяне. Города в этой жизни играют очень важную роль, но лишь как вкрапленные в земледельческое население центры по формированию культуры.
Сначала земледелие было мотыжным. И этот период отразился в так называемой «эпохе расписной керамики», поселения, относящиеся к ней, были распространены от Китая до центральной Европы. У нас наиболее разработанным и известным является Триполье, вблизи Киева. Потом земледелие стало плужным. Этот тип жизни вполне продуктивно сотрудничал с индустриальным развитием города. В ХХ веке Кондратьев назвал его двусторонним аграрно-индустриальным типом народного хозяйства. Ранние его стадии хорошо описаны в книгах археолога Редфилда. Он говорит: «Город дает деревне как бы другое измерение и не противоречит ее идеологии».
Оказывается, Маркс на самом деле хорошо знал и о других средствах, кроме дешевых цен. Вовсе не буржуазия и пролетариат были главными антагонистами в драме истории в период капитализма, а город и деревня. В том же «Коммунистическом манифесте» написано: «Буржуазия подчинила деревню господству города. Она вырвала значительную часть населения из идиотизма деревенской жизни». Это выражение — «идиотизм деревенской жизни» — изящная шутка Маркса. Выражение действительно происходит от греческого слова «идиотес», что значит «одинокий, изолированный», и в буквальном смысле должно бы означать изолированность деревни, но, конечно, несет в себе именно представление деревни как общества, в котором живут полуидиоты.
На самом же деле концепция «темноты», «дикости» деревни — это всего лишь пропагандистский прием, возникающий в период, когда городская европейская цивилизация стремится подчинить себе весь мир — вроде того, как немецкие национал-социалисты объявили славян недочеловеками (Untermensche). Деревня несет тонкую и глубокую культуру: фольклор, народные празднества и т.д., а с другой стороны — способна к развитию и углублению во взаимодействии с городом. И опять никто не чувствовал этого значения деревенской культуры глубже, чем Есенин: «Мир таинственный, мир мой древний». И цивилизация города, в тот период, когда она в городе создавалась, вся основана на том, что она получила от деревенской культуры, приобретавшей иногда «другое измерение», согласно Ретфилду.
Почему Россия должна повторять чей то опыт, который возможно и выглядит успешным…сегодня? Ее народ весьма сильно отличается от тех народов. Только из понятия прогресса? Чьего понятия, сразу напрашивается вопрос? Нам внушалось, именно внушалось без доказательств, что человеческая история имеет характер движения в определенную сторону. Это движение и называется прогрессом. В нем западные страны ушли далеко вперед, они «передовые», «прогрессивные». А Россия очень отстала, может быть, безнадежно, благодаря как раз той «традиции русского человека», из которой его и надо «выбить».
Но в этом плане определенная точка зрения была развита Данилевским в книге «Россия и Европа». Там он пишет, в частности: «И прогресс состоит вовсе не в том, чтобы все время идти в одном направлении, а в том, чтобы исходить все поле, составляющее поприще исторической деятельности человечества, во всех направлениях».
Народ России другой. Другая цивилизация.
На Западе рождаемость падает, так как дети мешают комфортабельной жизни. И чем страна богаче, тем в ней рождаемость ниже. В России же это отношение распространено разве лишь среди узких слоев «новых русских». А в основной своей массе народ рожает меньше детей просто потому, что их нечем будет кормить. И точно так же наркомания: на благополучном Западе она распространена еще страшнее, чем в нищей России. Значит, причина здесь не в бегстве от тяжелой действительности. Среди русских, вообще людей русской традиции, совсем не прививается терроризм, так распространенный на Западе в среде представителей народов европейского происхождения. Банда Баадера, Майнхоф, «Красные бригады» и так далее. Например, часто утверждают, что истинные причины терроризма на Северном Кавказе — экономические и социальные. Но одновременно мы видим, что русские, иногда годами не получающие зарплаты, не становятся шахидами, а объявляют голодовки. Значит, есть какая-то принципиальная разница, укорененная в народной психологии. И таких различий можно заметить много. Западная Европа и Северная Америка были колыбелью, в которой сложилась некоторая очень специфическая цивилизация. Там она органически вызрела, а затем распространила свое влияние почти на весь мир. Россия же лишь подпала под влияние Запада. Сначала оно укоренилось лишь в верхних слоях общества. И лишь сравнительно недавно подчинило себе всю страну. А еще десятилетиями позже Шпенглера — английским историком А.Тойнби в громадном труде «Постижение истории» в 12 томах. Наконец, уже в последнее время (опубликовано в 1993 г.) ведущий западный специалист в новой области, «крестьяноведении», Теодор Шанин пишет, почти повторяя Данилевского:
«Нет единой истории человечества. Есть десятки историй разных обществ. Разные страны движутся в разных направлениях, разные классы движутся разными путями, разные группы — разными типами движения».