Сон в осеннюю ночь, Короткий экскурс в забытое Опции

[Хорт]

Он был влюблен в нее по уши. Не мог думать ни о чем больше, чем о ней. Скажете, обычное дело для двенадцатилетнего мальчишки, особенно если девочка немного старше, ей 14. Немного… в этом возрасте такая разница просто огромна! И было бы это совсем обычным делом, если бы не продолжалось три года. Каждое лето они отдыхали в одном доме отдыха, и каждое лето было для него желанно и мучительно. Желанно – он мог видеть ее каждый день, мучительно – не было никаких шансов добиться взаимности. Немногие в этом возрасте умеют ухаживать. И он не умел. Он просто старался быть все время там, где была она, играть в то, во что играла она, помогать ей во всем, уступать ей во всем, защищать ее от всего. Его любовь была свободна от эротических фантазий, он жаждал только тепла в ответ. Но его не было, да и не могло быть – кому в таком возрасте интересен бессловесный печальный воздыхатель, когда рядом – вполне «живые» ухажеры. Через три года он похоронил свое чувство и почти никогда о нем уже не вспоминал. Были другие влюбленности, другие чувства, другие женщины, браки, дети…
- Тебе необходимо лечь в больницу. Все устроено, ляжешь в ту же, где в детстве лечили твой желудок.
- Это действительно необходимо? Я терпеть не могу больницы, даже если они похожи на комфортабельный санаторий. Да и нет у меня такой болячки, с которой я не справился бы сам.
- Есть, не умничай. И еще. В это же время там будет лежать та, которую ты любишь.
- Кто же? Жена, слава Богу, здорова…
- Оля. Оля из дома отдыха.
- Ну вы скажете… Я был влюблен в нее в детстве, но уж сколько лет прошло, да и изменились мы оба сильно, не думаю, что чувства сохранились…
- Наркоз ему. Быстро.
- Зачем?! НЕТ?!
….
Больничный бокс. Очнувшись, он ощущает, что руки и ноги зафиксированы бинтами к краям хирургической кровати. Противно ноет затылок, заложило ухо… «Блин, я же вчера выпил лишку и упал в подъезде, вечно эта нога подворачивается в самый неподходящий момент… А на лестнице и затылком об батарею – уж бесспорно неподхлдящий…». На подушке под правым ухом следы запекшейся крови. «Крепко, почти как десять, нет, двенадцать лет назад, когда подрался у своего подъезда, уже еле стоя на ногах… Интересно, а что со мной делали?..». Повязок на себе он не ощутил. Крикнул «Сестра!», хотя вместо командного крика получилось что-то сродни карканью подстреленной вороны.
Медицинская сестра, симпатичная женщина лет сорока пяти подошла почти сразу. «Сейчас будет ругаться или втирать какую-нибудь муть», - подумал он, но она молча и с улыбкой присела возле его кровати.
- Развяжите меня, не то я порву бинты.
- Конечно, сейчас я вас развяжу, - произнесла она с улыбкой, и тут же приступила к этой процедуре.
- А почему я был привязан?
- Чтобы не навредить себе.
- Похоже, уже навредил, раз здесь.
- Да.
- Что со мной? Сотрясение? Еще что-то? Кости черепа целы? А шея?
- Все цело, - с грустной улыбкой сказала она, - сотрясение легкое, разрыв капилляров в среднем ухе, в общем для вас ничего нового и уж точно ничего из этого не угрожает вашей жизни.
- А… есть еще что-то, что угрожает?
- И да, и нет.
- Как вас понимать?
- Поймете. Пройдет немного времени, и поймете.
Она молча встала, и покинула палату с той же немного печальной улыбкой. Он нахмурил лоб в недоумении. Ничего вразумительного в голову не приходило, и он решил прогуляться по больнице. Встал с кровати. Оказалось, что в боксе было две двери. Через одну вошла и вышла медсестра, туда он идти не захотел. Не спеша пошел к другой, напротив.
Открыв дверь, он увидел комнату. Вернее, он предположил, что это комната, в которой пол, стены и потолок выкрашены в безупречно белый цвет.
- Вот черт, прикольно, просто сцена из «Матрицы», - пробормотал он себе под нос, - я че, успел тут уже красную пилюлю схавать?..
Словно издевкой, в ответ на его слова в правом верхнем углу обзора пробежал столбец зеленых флуоресцирующих цифр и знаков.
- «Видимо, я крепко приложился головой», - удрученно подумал он. Но в следующий миг он и думать забыл и о травме и о цифрах. Шагах в пяти впереди спиной к нему стояла девушка. Темные джинсы, кроссовки, сиреневая майка, прямые, черные как смоль волосы до середины спины. Что-то безумно знакомое в фигуре, в волосах… Узнавание пронзило диафрагму штыком… Оля! Годы размыли воспоминания, стерли переживания, но ничего никуда не уходит! НИЧЕГО НИКОГДА НИКУДА НЕ УХОДИТ! Она обернулась. Да, конечно, это была она. Но на этот раз взгляд ее был ласковым и нежным. Он замер, паралич, который много раз отрезал от него новые возможности и пути, и на этот раз сковал его тело и голос. Она медленно подошла сама. Ближе, ближе, еще ближе. Взяла за плечи, и заглянула в глаза. Он механически повторил ее движение. Некоторое время они стояли не шевелясь, и не произнося ни звука, и часть его жизни, давно забытая, вытесненная из памяти, пролетала перед ним…
… Снова просыпается под гимн СССР, будильника нет, приходится пользоваться радиоточкой. Шесть утра, до автобуса еще полтора часа. Душ, некое подобие зарядки, кофе. Телевизор. Пора. На улице еще прохладно, легкий туман и роса. Автобус еще не подъехал, но народ начинает собираться. Ее еще нет. Приходит автобус, глушит двигатель. Он будет стоять здесь минут двадцать. Пятнадцать минут, и она появляется. На щеке следы от подушки, тепло едва проснувшегося котенка…
- Привет!
- Привет. А ты верен своему слову, молодец.
- Ну я же сказал, что мне не проблема тебя провожать.
- Понятно. Ладно, пока, я в автобус.
- Ты сегодня вернешься?
- Да.
- Я встречу.
- Как хочешь.

… - Ты проиграла мне поцелуй. Давай, ты же обещала…
- Знаешь такую поговорку, обещанного три года ждут.
- Знаю. Я подожду.

… - А знаешь, три года прошло
- Какие три года?
- Какие ждут обещанного.
- Вот это да, ты что, помнишь?
- Да.
- Ну извини, я не хочу.

Сотни, тысячи сцен и эпизодов пролетело у него перед глазами… Наконец, он притянул ее к себе и поцеловал в губы. Она ответила на поцелуй. Очень нежно, но совсем не страстно. Чуть отстраняясь, она вновь посмотрела в его глаза. У обоих глаза блестели от слез.
- Бедный ребенок… Бедный ребенок… Ну теперь все позади… Теперь ты ЗНАЕШЬ…
- Да, теперь я знаю… Страх убивает любовь… Я много думал о страхе, я изучал его, но я до этого мига не мог понять главного: СТРАХ УБИВАЕТ ЛЮБОВЬ!
- Теперь ты знаешь… Теперь возвращайся. Ты справишься.
- Теперь мне не с чем справляться, я же ЗНАЮ!
- Есть. Увидишь, что есть. Но пока ты можешь летать.
И он полетел. В белой пустоте, не чувствуя ни верха, ни низа, и нисколько не смущаясь этого, он полетел. Он любил и эту пустоту, и все, чем она могла бы быть заполнена. Он ПОНЯЛ! Нет тех слов, которыми можно выразить то, что он понял. Слова коверкают смысл, глумятся над ним. На какое-то мгновение его полет, его любовь и его понимание сделали его всем миром, он был сразу везде, он чувствовал сразу все, это мгновение он действительно БЫЛ!.. Казалось, что он сейчас взорвется от переполнявших его чувств, энергии и сил, и…
В окно виднелось предрассветное темно-синее небо. Он лежал с открытыми глазами, и казалось, глаза освещали комнату… Лишь минут через десять в голове у него появились осколки привычных мыслей, и когда они появились, он понял, что ему есть с чем справляться, и что теперь у него есть шанс справиться.
Голова гудела после неудачного падения…